Глава 4. Деонтология в медицинской науке (Е. А. Вагнер)

Проблема научного творчества в медицине, особенно его этикодеонтологические аспекты, пока еще освещены в литературе относительно мало и не имеют достаточно строгой регламентации, что связано с реальными сложностями.

В условиях научно-технического прогресса научная деятельность приобрела массовый и коллективный характер, существенно изменилась как сама ее суть, так и, особенно, этика и деонтология научного творчества.

Сейчас формируется новый тип науки, все активнее обращающийся непосредственно к человеку, тесно соприкасающийся с практикой, социально-этическими нормами, культурой. Все более очевидной становится необходимость найти какое-то измерение научно-технического прогресса. При этом наука должна быть еще теснее связана с человеческими ценностями.

Современная наука все более воздействует на все стороны общественных отношений, превращаясь в мощную социальную силу. В ее орбиту включены культура, средства массовой коммуникации, международные отношения и сам человек с его природно-биологическими и социально-культурными характеристиками. Наука не только взаимодействует со всеми сферами человеческого бытия. Она и сама существенно зависит от социальных и человеческих факторов.

Известно, какие высокие требования к личности и работе ученого предъявлял В. И. Ленин. Именно с ленинской требовательностью, с высокой меркой, соответствующей задачам завтрашнего дня, должны подходить и сегодня к своим делам, планам, своим задачам ученые, все работники медицинской науки. Потому что, как записано в новой редакции Программы КПСС: "Советская наука призвана занимать ведущие позиции по основным направлениям научно-технического прогресса, находить эффективные и своевременные решения текущих и перспективных производственных и социально-экономических проблем"^*.

^* (Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского Союза.- М.: Политиздат, 1986, с. 167 - 168.)

Успешное решение задач, стоящих перед наукой, в том числе медицинской, в решающей степени определяется кадрами научных работников, их высоким профессионализмом. Это было подчеркнуто на январском (1987 года) Пленуме ЦК КПСС. Обращено внимание на то, что все больше возрастает значение как деловых качеств ученых (компетентность, чувство нового, инициатива, смелость и готовность брать на себя ответственность и др.), так и в не меньшей степени - морально-этических, формирующихся на принципах коммунистической морали.

Медицинскую науку "делают" ученые. Кто эти люди? Что ими движет? Каковы их характерные черты? Соответствует ли представление об облике ученого его объективной деятельности?

В художественной литературе ученый иногда изображается гротескно - человек не от мира сего, занятый только своими исследованиями, не замечающий людей и окружающего мира, в котором он живет и работает. Стоит ли говорить, насколько поверхностны подобные представления? Также поверхностны, например, и суждения социолога Р. Мертона, который полагает, что наука - оплот мировой цивилизации, а научный деятель - "сверхчеловек". Может быть, поэтому, если обратиться к биографиям великих ученых-медиков, да и не медиков, сведения окажутся весьма разнородными, часто несравнимыми и просто недостаточными для того, чтобы вывести какую-то систему представлений об этих ученых. Тем не менее многие исследователи пишут о так называемой традиционной модели ученого.

Создать у каждого научного работника представление о том, что и на него оказывают действие мотивы, влиявшие и на гигантов науки, и способствующие выбору профессии ученого, - эта задача является одной из крупных в нравственном, деонтологическом воспитании молодых ученых.

Традиционная модель ученого, если исходить только из нее, может привести к ошибкам. И вот почему. Вплоть до XX века, большинство исследований и открытий в науке, действительно, было сделано людьми, которых можно назвать "одинокими гениями". Непосредственное окружение "гения" - несколько учеников, не всегда играли существенную роль в его научной деятельности.

Одинокий ум творца достигал удовлетворения в результате долгого поиска самостоятельного пути. Переход к "большой науке", те изменения, которые произошли как в самой науке, так и в ее взаимосвязях с производством и обществом в целом, не могли не повлечь за собой изменения в характере и специфике труда в науке и, следовательно, отразиться на морально-нравственном облике ученого. Современная наука имеет новый статус - она все более превращается в непосредственную производительную силу общества.

Новые условия, естественно, порождают и новую научную этику, новый тип ученого и это касается всех разделов "большой науки", в том числе и медицины.

Если говорить об основных чертах нравственности, которые присущи настоящему ученому, то следует остановиться на семантической характеристике понятия "нравственность личности".

Подлинная нравственность личности - это, во-первых, "сознательная нравственность", т. е. способность человека соотносить свои поступки, желания и стремления с системой понятий о добре и зле, должном и недолжном. Во-вторых, определяющая черта нравственности заключается в соотнесении человеком своих поступков, целей и интересов с целями и интересами других людей общества. В-третьих, важная особенность подлинно нравственного поведения состоит в том, что оно должно реализовываться в поступках человека.

Попытки создания нравственного кодекса ученого предпринимались в прошлом неоднократно. Л. Фейербах, например, так характеризовал ученого:

ученый - мужественный борец за истину, но сам он обладает миролюбивым характером; он уступчив, для него важнее учиться, чем всегда оказываться правым; он идет своим путем, углубляется в свой предмет, не глядя ни направо, ни налево; ученый не знает большего наслаждения, чем работать и быть деятельным; он прост и доступен, бесконечно далек от гордости, самомнения; у ученого нет времени для дурных, недоверчивых мыслей; он не гонится за мирскими почестями и богатством; для него счастье в науке; честность является основной добродетелью ученого; он - объективный человек.

Нужно ли особо подчеркивать исключительное значение морально-этического воспитания ученого, формирования у него принципов профессиональной этики? Если обратиться к историческим примерам, - то следует вспомнить работу К. Маркса "Теория прибавочной стоимости", в которой он, давая сравнительную характеристику отношения к науке Рикардо и Мальтуса, отмечал научную беспристрастность первого и глубокую низость мысли второго.

Если для Рикардо существовала только истина в ее высоком значении, то Мальтус откровенно фальсифицировал науку, приспосабливая результаты своих исследований и научные выводы к интересам господствующего класса.

К. Маркс писал: "... человека, стремящегося приспособить науку к такой точке зрения, которая почерпнута не из самой науки, ... продиктована чуждыми науке внешними для нее интересами, - такого человека я называю "низким""^*. Т. е. по убеждению К. Маркса, у науки, ученых должна быть только одна единственная цель - истина, нужная человечеству, народу.

^* (Маркс К. Теория прибавочной стоимости. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 26, ч. II, с. 125.)

Ярких примеров непреложности этого положения - любви к науке, самоотверженных и добросовестных поисков нового, героической борьбы за истину, можно привести немало. Демокриту, например, приписывают слова, что он "предпочел бы найти одно причинное объяснение, нежели приобрести себе персидский престол".

Замечательными качествами ученого обладал великий естествоиспытатель Ч. Дарвин. В нем преобладало, как писал К. А. Тимирязев: "одно общее нравственное качество, признаваемое за ним даже врагами, это его научная добросовестность, его правдивость... Редкий ученый встречал с такою готовностью, с таким удовольствием всякое возражение, взвешивал и обсуждал его, хотя бы оно шло из такого скромного источника, к которому иной второстепенный ученый отнесся бы только с презрительным высокомерием... На каждом шагу можно убедиться, что и чужое возражение и свой довод он ценит лишь настолько, насколько они касаются дела, не обращая внимания на то, задевают ли они или защищают его авторитет".

Высокая научная добросовестность, честность в отстаивании своих убеждений была свойственна К. Марксу. Хорошо зная эту черту К. Маркса, Ф. Энгельс, видя, какие трудности преодолевает его друг в работе над "Капиталом", дружески упрекал его в чрезмерной добросовестности и скрупулезности, опасаясь, что из-за этого выход "Капитала" в свет может надолго задержаться.

К. Либкнехт писал, что К. Маркс "не знал другого культа, кроме культа истины", и "в одну минуту мог отбросить с трудом добытые, ставшие ему дорогими теоретические выводы, лишь только он убеждался в их неправильности". А при этом надо учесть и то, как упорно и добросовестно трудился он, добывая и проверяя эти выводы. "Маркс работал всегда с величайшей добросовестностью, - вспоминал П. Лафарг.- Любой факт, любая цифра, приводимые им, подтверждались ссылкой на самые выдающиеся авторитеты. Он не довольствовался сообщениями из вторых рук; он сам всегда добирался до первоисточника, какие бы трудности это не представляло... Он не только никогда не ссылался на факт, в котором не был вполне уверен, но даже не позволял себе говорить о предмете, которого он предварительно не изучил основательно. Он не публиковал ничего до тех пор, пока не добивался тщательной обработкой и неоднократными переделками соответствующей формы".

Такая исключительная добросовестность К. Маркса в поисках истины, в отношении к своему труду ученого объясняется глубоким пониманием того, что истина о законах общественного развития необходима миллионам угнетенных людей. Поэтому ни ,на какие сделки со своей совестью ученого К. Маркс идти не мог. Известны тяжелые личные условия жизни К. Маркса (временами он и его семья были на грани голода), однако он всегда твердо шел к своей цели. К. Маркс отклонял без колебаний самые заманчивые предложения, сулившие ему благополучие и комфорт, прекрасные условия для работы и жизни, ценою которых он должен был бы приспособить свою теорию к потребностям буржуазного строя. "Но я должен любой ценой идти к своей цели и не позволю буржуазному обществу превратить меня в машину, делающую деньги", - писал К. Маркс Вейдмейеру^*. Письмо одному из его друзей ярко отражает самоотверженное отношение К. Маркса к научному труду: "Итак, почему же я Вам не отвечал? Потому, что я все время находился на краю могилы. Я должен был поэтому использовать каждый момент, когда я бывал работоспособен, чтобы закончить свое сочинение, которому я принес в жертву здоровье, счастье жизни и семью. Надеюсь, что этого объяснения достаточно. Я смеюсь над так называемыми "практичными" людьми и их премудростью. Если хочешь быть скотом, можно, конечно, повернуться спиной к мукам человечества и заботиться о своей собственной шкуре. Но я считал бы себя поистине непрактичным, если бы подох, не закончив полностью своей книги, хотя бы только в рукописи"^**.

^* (1Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 29, с. 466.)

^** (Там же, т. 31, с. 454.)

Такое же всестороннее и добросовестнейшее изучение фактов, стремление к получению наиболее достоверных теоретических выводов, ту же требовательность и уважение к серьезным поискам истины другими, то же презрение к фальши и лицемерию, погоне за дешевой популярностью мы видим у В. И. Ленина. Все эти качества, помноженные на колоссальную работоспособность, позволили В. И. Ленину развить учение марксизма во всех его составных частях.

Как и К. Маркс, В. И. Ленин органически и нерасторжимо соединил в себе и в своих трудах высшую научность с последовательной революционностью, разум и совесть, слово и дело. Он говорил о науке, как о великой гордости человечества, и видел величайшую историческую задачу рабочих и крестьян, взявших власть в свои руки, в том, чтобы освободить науку от буржуазных пут, от ее порабощения капиталу, от ее рабства перед интересами грязного капиталистического корыстолюбия. В. И. Ленин был убежден в том, что когда современный ученый начинает понимать подлинное, настоящее назначение науки (которое вполне реализуется лишь в условиях рабоче-крестьянской власти), он не может не идти к коммунизму. Задача марксистов состоит в том, подчеркивал В. И. Ленин, чтобы помогать такому ученому расширять свой кругозор, исходя из завоеваний и данных соответствующей науки.

Одним из важнейших этических принципов учено- го-медика, прежде всего должна быть объективность. В этом принципе фокусируется общая этическая ориентация познания.

Характерные для медицинской науки дифференциация знаний, накопление большого экспериментального и теоретического материала, совершенствование методов исследований резко повысили значение этической нормы доказательности. Наука должна основываться только на доказательствах, ясных и логически строгих аргументах, на проверке фактов и их анализе.

Надо помнить, что объективность научной позиции, отстраняя субъективное, обеспечивает общечеловеческую значимость выводов науки.

Недостаточно последовательное соблюдение требования научной доказательности или тем более прямые отступления от него абсолютно недопустимы, тем более если эти отступления допускают крупные ученые, претендующие на роль основателей научных школ. Выдающийся советский ученый В. И. Вернадский писал об академике В. Р. Вильямсе как о талантливом исследователе, чьи работы по луговодству и почвоведению были для своего времени очень ценны. Вместе с тем некоторые факты научной биографии В. Р. Вильямса, касающиеся, в первую очередь, отношения его к принципу научной доказательности, дали В. И. Вернадскому основания для резкой, но справедливой критики В. Р. Вильямса. В. И. Вернадский писал: "Он делал свою карьеру и как профессор оставил плохую, искаженную школу. Он дает не точный материал, а дедуктивно выводит, и в некоторых случаях резко противоречит действительности". Впоследствии некоторые положения В. Р. Вильямса были пересмотрены как не соответствующие практике сельского хозяйства. В отечественной физиологии тоже был прецедент игнорирования принципа научной доказательности. В июле 1950 г. на научной сессии, посвященной проблемам физиологического учения акад. И. П. Павлова, организованной АН СССР и АМН СССР, акад. К. М. Быков и проф. А. Г. Иванов-Смоленский подвергли резкой и бездоказательной критике акад. Л. А. Орбели, якобы допускающего методологические ошибки при разработке наследия великого ученого.

Заметим, что готовность к критическому пересмотру добытого знания, той или иной теории, готовность воспринять самые неожиданные явления, которые могут открыться в происходящем, является ценной чертой настоящей науки и придает ей качество революционности. Требование критичности принадлежит науке как внутреннее условие ее развития.

Этическая норма доказательности побуждает ученого-медика быть требовательным к себе, самокритичным. Она предостерегает, в частности, от поспешных публикаций научных трудов. К. А. Тимирязев на этот счет приводил мнение Л. Пастера: "Быть уверенным, что открыл важный научный факт, гореть лихорадочным желанием оповестить о том весь свет и сдерживать себя днями, неделями, порой годами, вступать в борьбу с самим собой, напрягать все силы, чтобы самому не разрушить плоды своих трудов и не провозглашать полученного результата, пока не испробовал всех ему противоречивых гипотез - да, это тяжелый подвиг". Именно так поступают выдающиеся ученые. Уместно вспомнить Ч. Дарвина, который много лет скрупулезно собирал факты, подтверждающие основные положения его эволюционной теории. Все это показывает, что выбор ученым правильной этической позиции оказывает влияние на эффективность научного творчества и в то же время является делом тонким и даже деликатным. Моральная позиция ученого при этом имеет огромное значение. Безусловно, прав был А. Эйнштейн, когда писал, что моральные качества замечательного человека имеют, вероятно, большее значение для его поколения и для исторического процесса, чем чисто интеллектуальные достижения. Однако следует заметить, что установка на доказательность может переходить в педантизм, в чрезмерную осторожность и тогда для ученого становится реальной опасность не сделать последнего шага в сторону собственного достижения.

Из этического требования доказательности вытекает другое - уважение к оппоненту (или оппонентам). Если мнение оппонента доказательно, то ученый обязан прислушаться к высказанному мнению во всех случаях без исключения (даже, если он не уважает оппонента как личность). Если же точка зрения оппонента (оппонентов) представляется ошибочной, то эту ошибочность тоже нужно доказать со строго научных позиций, не прибегая к чуждым природе науки средствам, скажем просто, к ссылке на ученые авторитеты.

Р. Я. Райт-Ковалева, работавшая с И. П. Павловым, в своих воспоминаниях пишет о случае, происшедшим с Д. С. Фурсиковым, который предложил "шефу" неожиданный и смелый вариант эксперимента. И. П. Павлов не разделял точку зрения своего сотрудника, но разрешил ему идти необычным путем. Два года И. П. Павлов не подходил к столу Д. С. Фурсикова, видимо, в силу психологической неприязни к человеку, разрабатывавшему бесперспективную или даже ошибочную (с точки зрения Павлова) идею. Тем не менее, И. П. Павлов не мешал работать. Когда же выяснилось, что Д. С. Фурсиков прав, великий физиолог сам это признал и дал высокую оценку исследованиям, проведенным его сотрудником.

Требование уважения оппонентов предполагает точное цитирование трудов научных противников, исключающее искажение их взглядов. Умаление объективных успехов и достижений соперников - крайне нежелательное в науке явление. Особенно большая осторожность нужна при оценке новых точек зрения. В таких случаях нельзя уподобляться известному чеховскому герою, чья критическая мысль оформилась в суждении "не может этого быть, потому что этого не может быть никогда". В истории науки были моменты, когда даже очень крупные ученые недооценивали новые выдающиеся открытия. Так, "в штыки" встретили теорию относительности А. Эйнштейна многие признанные авторитеты в физике. Дело дошло до того, что 30 академиков Французской Академии Наук, где канонизировались научные принципы XIX столетия, заявили, что они покинут зал заседания, если А. Эйнштейн появится в нем.

Многие факты и примеры свидетельствуют о трудности последовательного соблюдения этической нормы уважения оппонента. Даже в случае отрицательной позиции его всегда следует помнить, что идеи, новые знания подтверждаются или опровергаются научной фактологически обоснованной критикой, а также всем ходом развития науки и практики.

Академик В. В. Ларин писал, что в науке отказ от взглядов, сложившихся за долгие годы, подчас невероятно труден: "Ведь это нередко отказ от "alter ego" - "второго я". Здесь мы подходим еще к одному положению этической нормы - к самокритичности, необходимости признания ошибочности своей позиции, при условии, если она доказана.

Однако ученый-медик не имеет морального права оставить, изменить собственную позицию, если искренне считает ее правильной.

Когда санитарный инспектор Р. Кох показывал Р. Вирхову свои препараты, доказывающие, что сибирская язва вызывается микробами, Вирхов слушал холодно и равнодушно. Он никак не мог (да и, возможно, не хотел) признать, что этот, никому не известный доктор из провинции открыл новые пути в медицине, что вся его, Р. Вирхова, строго продуманная, исчерпывающая, как ему казалось, доказанная теория (все болезни происходят от расстройства деятельности клеток организма) рушится под напором непреложных и неопровержимых фактов.

Р. Вирхов посоветовал Коху не тратить попусту время, а заняться своими служебными обязанностями. Пробормотав: "Против папы человек бессилен", Р. Кох вернулся к себе домой и... с еще большим энтузиазмом продолжил бактериологические исследования.

Провинциальный врач, одержимый страстью к научным исследованиям, Р. Кох не побоялся столь отрицательного заключения Вирхова. Он обладал необыкновенной волей, редким терпением, предельной аккуратностью, точностью и целеустремленностью. Лишь эти, бесспорно выдающиеся качества характера, позволили ему доказать свою правоту. Но потребовалось ... 19 лет, чтобы Р. Вирхов сам признал ошибочность своих взглядов.

Принцип защиты истины является одним из самых ярких, одним из основных в этике ученого. Известно, например, что два года спорил А. Ф. Иоффе с К. Рентгеном о реальности электрона и, в конце концов, одержал победу.

В приведенных примерах отражается особый характер научной деятельности с точки зрения требований, предъявляемых человеку. Понятия "дисциплина", "регламентация", "затраты" и т. п. в применении к труду ученых-медиков, да и вообще ученых, звучат прежде всего как "самодисциплина", "самозатраты" и можно сказать еще и как "самовоспитание".

В свое время во врачебной среде дебатировался вопрос: что такое медицина - искусство или наука? В современном представлении ответ не вызывает сомнений. Конечно, медицина - наука, сохраняющая в сфере своего практического применения и черты высокого искусства.

Иногда приходится слышать мнение, что успешно заниматься научной работой можно только в обстановке научной лаборатории, институтской кафедры или клиники. Представление это глубоко ошибочно. Кто по-настоящему любит науку, для кого умственная работа является потребностью, своего рода наслаждением, тот в любых условиях, даже в самых трудных, будет активно работать.

Хочу в первую очередь сослаться на пример своего учителя доктора А. А. Росновского. Он прожил долгую жизнь. Первая русская революция, империалистическая война, Великий Октябрь, суровые будни военного коммунизма, героика 30-х и 40-х годов, Великая Отечественная война 1941 -1945 гг., радости послевоенного восстановления, эпоха космических полетов - все укладывается в большую жизнь Александра Александровича - деликатного, доброго, скромного человека, истинного гуманиста.

Первый научный труд А. А. Росновского был выполнен в 1919 г. Более 50 - им написано в последующие годы, причем не в условиях института или университетской клиники. В суровом 1943 г. он разрабатывает вариант легкой проволочной шины для иммобилизации голеностопного сустава, немедленно принятой и внедренной в действующей армии. В 1951 г. пишет статью "О книгах для хирургов". Он проявил себя как добросовестный научный критик ряда фундаментальных исследований отечественных хирургов. Прекрасно знал А. А. Росновский труды великого Н. И. Пирогова, скрупулезно исследовал его многогранную творческую деятельность.

"Уроки жизни" - так проницательно озаглавил А. А. Росновский написанную им главу воспоминаний в ставшей популярной у студентов книге "О самовоспитании врача".

В течение четырех десятилетий мы с А. А. Рос- новским работали в полном единодушии. Всякий раз, когда бы я ни пришел к нему, всегда заставал его в работе - за книгами, рукописями. Он получал от творчества ни с чем не сравнимое удовлетворение, был, как он выражался, "пленником творчества" всю свою . жизнь. Несомненно, эта черта - качество подлинного ученого.

Подтверждение тому - жизнь и деятельность ряда отечественных врачей. Так, например, известный хирург Д. П. Кузнецкий, глава знаменитой Обуховской школы хирургов А. А. Троянов, профессора С. И. Спасокукоцкий, С. С. Юдин, выдающийся земский врач А. Г. Архангельская и многие другие свою плодотворную научную деятельность начинали, а в ряде случаев и продолжали на протяжении многих лет, в обычных земских и городских больницах.

Остановимся на основных навыках научной работы, необходимой начинающему ученому-медику. Прежде всего следует научиться читать научную литературу, выработать умение работать с ней. К сожалению, как показывает опыт, такого рода навыками обладает далеко не каждый специалист. Недостаточно быть просто грамотным человеком, нужно, по-настоящему, уметь читать и анализировать научные труды.

Известно, что И. П. Павлов обладал огромными знаниями и феноменальной памятью. Но до последних дней жизни он не прекращал учиться, много и систематически читал. Как пишет в своих воспоминаниях Л. А. Андреев - один из ближайших сотрудников И. П. Павлова, великий ученый строго придерживался распорядка дня, для чтения книг и журналов у него было отведено специальное время. Читал И. П. Павлов медленно, иногда перечитывал 2-3 раза статью или книгу. Он часто волновался, когда встречал голословные утверждения или непроверенные факты, спорил и горячо защищался, когда критика касалась его работ, и, наконец, радовался и торжествовал, если его факты подтверждались другими исследователями.

В наши дни печатная продукция по любому разделу медицины достигла необъятных размеров. Всю ее освоить невозможно. Ориентироваться в этом море книг, журнальных статей и сообщений очень трудно. Еще труднее среди десятков и сотен научных работ выявить особенно ценные, наполненные глубоким содержанием и новыми данными. И поэтому необходимо уметь самостоятельно анализировать и отбирать литературный материал для последующего изучения, отдавая предпочтение монографическим трудам, высокая научная ценность которых уже получила признание.

Принципиальное значение для ученого-медика имеет изучение истории медицины. В ряде случаев достаточная историческая осведомленность может уберечь исследователя от открытия давно известных истин, помочь постигнуть глубокий смысл старых изречений, гласящих, что новое нередко является хорошо забытым старым и что "история медицины во многих случаях есть история заблуждений".

В связи с ростом научно-литературной продукции ученые все чаще вынуждены пользоваться различными библиографическими справочниками, обзорами, реферативными обозрениями и т. п., которые приносят определенную пользу в повседневной научной работе (и в некоторой степени-в самовоспитании ученого).

Из изложенного выше можно сделать заключение, что ученый-медик, особенно начинающий, должен много и вдумчиво читать, глубоко изучать, особенно труды классиков медицины и фундаментальные работы наших современников. Лишь так можно постигнуть всю глубину их содержания, обогатиться плодотворными, открывющими широкие перспективы мыслями и идеями.

Осваивая навыки работы над литературными источниками, необходимо приучить себя тщательно конспектировать прочитанное. Ведь ценность книги определяется не только ее содержанием, но и тем, рождает ли она у читателя новые мысли, наталкивает на новые подходы к исследованиям, интерпретации фактического материала. Поэтому весьма важно записывать также и свои впечатления от прочитанного. Это поможет выработать критическое отношение ^..прочитанному. Нужно стремиться составить обо всем свое собственное, глубоко продуманное (и аргументированное) мнение. Замечательным примером' углуб- ленно-критического изучения литературных источников могут служить "Философские тетради" В. И. Ленина, написанные им в процессе работы над книгой "Материализм и эмпириокритицизм".

Чрезвычайно важное значение в ряду главнейших навыков, необходимых начинающему ученому-медику, имеет овладение современной методикой научных исследований. По этому поводу И. П. Павлов (1924) писал: "Наука движется толчками, в зависимости от успехов, делаемых методикой, с каждым шагом методики мы как бы поднимаемся ступенью выше, с которой нам открывается более широкий горизонт, с невиданными раньше предметами".

Не менее важное значение в исследовательской работе имеет документация, или, как сейчас принято говорить, первичная документация. Только базируясь на подробных, тщательных записях в журналах наблюдений, протоколах опытов, историях болезни, актах патологоанатомических вскрытий, хорошо выполненных рентгенограммах и гистологических препаратах, можно формулировать достаточно достоверные выводы. Прекрасные примеры в этом отношении дают нам замечательные ученые С. П. Федоров, С. И. Спасокукоцкий. И. М. Тальман, один из учеников С. П. Федорова, писал, что начиная с 1910 г. С. П. Федоров брал домой на несколько дней все истории болезни закончивших лечение по поводу заболевания почек и желчных путей. Записи из этих историй болезни, краткие, но содержащие основные данные, он заносил в толстую клеенчатую тетрадь. Это были не только клинические данные, но и описание операций, результатов гистологических или секционных исследований, а также отдаленных результатов, определяемых по повторным поступлениям или письмам больных. Подобных тетрадей С. П. Федоров оставил 16, причем с 1920 г. записи становились все более полными. Что касается С. И. Спасокукоцкого, то интересные данные о его добросовестности и аккуратности в документации приводил академик А. Н. Бакулев (1952). Характеризуя систему операционных записей в клинике своего учителя и отмечая, что описание операции в протокольных тетрадях обязан был делать оперировавший хирург, А. Н. Бакулев писал: "За выполнением этого правила С. И. Спасокукоцкий следил лично и неуклонно, несоблюдение его (опоздание с записью, ее небрежность или неточность) вело к лишению права оперировать. Сам Сергей Иванович был образцом аккуратности и усердия - его записи делались всегда своевременно, по свежей памяти, отличались полнотой, исчерпывающе характеризовали особенности случая и все перипетии операции... Стиль записи С. И. Спасокукоцкого очень своеобразен. Он отличается большой образностью, сочностью языка и далек от принятого научно-литературного стандарта".

Включаясь в исследовательскую работу, никогда не следует забывать, что даже самый скромный научный доклад, реферат или статья могут иметь объективную ценность и представлять интерес только в том случае, если тема работы глубоко волнует автора, соответствует его внутренним интересам.

Разработка темы должна быть основана на собственных, пусть немногочисленных, но хорошо документированных наблюдениях, опытах, исследованиях. Об этом убедительно писал Рене Лериш: "Работа на чужом материале ничего не стоит. Она позволяет приводить статистику, и то еще ценность ее относительная. Такая работа мало вдохновляет".

Серьезные требования предъявляет жизнь к тем, кто решается посвятить себя научно-исследовательской (а также преподавательской) работе. Здесь прежде всего требуется призвание, любовь к науке, к своей специальности, искреннее желание и умение самоотверженно, напряженно трудиться, не пренебрегая самой трудной, "черной" работой. "Преуспевает в работе тот, кто трудится ежедневно и в одном направлении" - писал В. Н. Шевкуненко. И, наконец, необходима внутренняя собранность, организованность, умение с максимальной пользой использовать свое время и возможности.

У английского писателя Чарльза Диккенса в одном из писем есть такие строчки: "...Я сохраняю способность к творчеству лишь при строжайшем соблюдении главного условия: подчинять этому творчеству всю свою жизнь, отдаваться ему всецело, выполнять малейшее его требование ко мне, отметая в течение целых месяцев все, что мешает работе".

Замечательные примеры самозабвенного "горения в науке" являют собой также многие представители мировой и отечественной медицины.

Неутомимый труженик профессор Н. М. Волкович (1858-1928), преодолевая жестокие боли (метастаз рака в позвоночник), буквально накануне смерти принимал участие в выработке повестки дня очередного заседания хирургического общества.

Поучительна в этой связи и жизнь известного швейцарского хирурга Т. Кохера. Как писал его ученик профессор М. Гарре (1917) "...в своей жизни Кохер не хотел знать ничего, кроме медицины и своей хирургии. Никакие посторонние интересы, спорт, развлечения не интересовали его. Его жизнь была непрерывным трудом. Всякая оперативная или теоретическая проблема должна была быть им основательно, логически, практически, экспериментально проработана и поставлена на твердую основу, связана с новейшими достижениями естествознания, а также внутренней медицины, патологической анатомии, бактериологии и другими смежными ответвлениями нашей специальности". Кохер беззаветно трудился до конца жизни: за три дня до смерти он сделал свою последнюю операцию - трудную лапаротомию.

Известно, как отрицательно относился Сергей Петрович Боткин к самой мысли о возможности прекращения научно-исследовательской работы. Он упорно отвергал советы врачей обратить внимание на состояние своего сердца; при появлении приступов грудной жабы доказывал, что это очередной припадок печеночной колики. Когда за два года до смерти С. П. Боткина, его друг доктор Н. А. Белоголовый посоветовал прекратить на год занятия, С. П. Боткин "... даже побледнел, замахал решительно руками и, задыхаясь от волнения, воскликнул: "Ну как ты можешь подать мне такой совет? Да разве ты не понимаешь, что клиника - все для меня и без нее я жить не могу? Я тогда совсем пропащий человек!"

Рассказывая о выдающихся деятелях медицины, отдавших все свои силы служению науке, остановимся более подробно на жизненном, поистине подвижническом пути замечательного советского ученого, профессора Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова В. Н. Шевкуненко (1872-1952).

В. Н. Шевкуненко занимает почетное место в истории советской медицины, в первую очередь как создатель оригинального материалистического учения об индивидуальной возрастной изменчивости органов и систем человека. Разработке этой проблемы на протяжении почти 40 лет были посвящены усилия коллектива кафедры оперативной хирургии и топографической анатомии Военно-медицинской академии.

Новизна и актуальность тематики, высокий авторитет руководителя, творческая атмосфера, царившая на кафедре, привлекали к работе на ней не только штатных работников, но и многочисленных "добровольцев".

И результаты их самоотверженного труда составляют более 400 научных работ, свыше 70 защищенных диссертаций, в том числе более 30 докторских, многочисленные доклады на съездах хирургов, анатомов, в также заседаниях научных обществ, ряд прекрасных руководств по оперативной хирургии, прикладной анатомии.

В. Н. Шевкуненко принадлежал к исследователям, отдающим себя науке целиком. Он обладал поразительной способностью уметь сосредоточиться на обдумывании какой-либо научной проблемы, независимо от того, где он находился, - дома, на улице, совещании, в поезде. Идеи настолько поглощали его, что временами он как бы замыкался в себе.

Замечательный ученый, он создал большую научную школу, воспитал много учеников. Особенно тянулась к нему молодежь. Ее притягивала оригинальность научной мысли и доброе отношение В. Н. Шевкуненко к людям. За его внешней сдержанностью, бесстрастием скрывалась отзывчивая душа. "Мы живем не столько для себя, сколько для других", - говорил ученый.

Особенно отзывчив он был к людям, попавшим в беду. Однако чуткость его не походила на жалость: он не успокаивал, а укреплял силу человеческого духа, не утешал, а убеждал в необходимости преодолеть тяжести жизни.

В. Н. Шевкуненко до последних дней жизни не оставлял врачебной практики и лично вел прием больных. Остались его тетради с десятками тысяч фамилий пациентов, последнего из которых он принял 17 мая 1952 г. (он скончался 3 июля 1952 г.). Каждому он стремился помочь, хлопотал об устройстве в клинику, доставал редкие лекарства. Жители поселка Лахта хорошо знали дом старого врача и не раз видели его идущего ночью к тяжелобольному: знали они также, что делал он это безвозмездно.

В конце 1949 г. Виктор Николаевич ослеп. Это явилось для него тяжелым испытанием, но и тогда он не сетовал на судьбу. Чем труднее становилось ему, тем сильнее сопротивлялась его воля в борьбе за жизнь. Он старался поддерживать свой уклад рабочего дня, по-прежнему продолжал ежедневно приезжать на кафедру, также интересовался научными исследованиями, диктовал ответы на письма. Но как ни сопротивлялась могучая воля, годы и болезнь взяли свое.

Это лишь некоторые данные о жизни и научной деятельности отдельных выдающихся ученых-медиков. Чем объясняется успех их научных поисков? Чему может научить их нередко с огромным трудом накопленный опыт?

Ответы на эти вопросы, конечно, могут быть разные - в зависимости от возраста, духовного склада, широты кругозора, особенностей воспитания спрашивающих. Но пример таких людей показывает молодым медикам, желающим целиком посвятить свою жизнь научной деятельности, - как бы человек хорошо ни учился в медицинском институте, как бы усердно ни работал в лабораториях и клиниках, какими бы удачными ни были первые научные доклады или статьи, нужно быть скромными, расценивать свои успехи объективно. Опасно преждевременно считать себя уже сложившимся ученым: это может сбить с правильного пути. Также опасно воображать себя им позже, когда посчастливится выйти на более широкую научную дорогу. Не следует забывать, что, даже имея научную степень, можно оказаться "пустоцветом", ибо высокое научное звание автоматически никогда не делает человека настоящим ученым.

Из требований преданности истине и науке вытекает обязанность высокой активности ученого в деле поиска истины. История науки буквально пестрит фактами подвижничества исследователей, пренебрежения своим личным благополучием, здоровьем и даже жизнью ради достижения творческого успеха.

Приведем пример из области драматической медицины. Профессор В. Форсманн решил, что для распознавания болезней сердца необходимо ввести в полость сердца катетер, а по нему - контрастное вещество, и предложил своему ассистенту произвести ему (врачу) катетеризацию. Ассистент категорически отверг это предложение. Тогда В. Форсманн с помощью зеркала, которое было направлено на рентгеновский экран, сам себе сделал катетеризацию полости сердца. Некоторый риск при проведении такого исследования (опытным врачом на другом человеке) остается даже сегодня. Насколько же большим был риск, когда Форсманн проводил катетеризацию полости сердца впервые да еще на самом себе. Однако ученый пренебрег опасностью (степень которой он отчетливо сознавал!) во имя прогресса медицинской науки.

Мы, конечно, далеки от того, чтобы утверждать, что жертвенность является атрибутом научной деятельности, но история медицины знает немало таких фактов. Хотелось бы сказать о другом - настоящий ученый работает бескорыстно, не только за реальный, но и за проблематичный результат. Об Л. А. Орбели говорили, что он работал 24 часа в сутки. Это, конечно, преувеличение, но оно очень хорошо характеризует увлеченнность большого ученого. На 5 недель добровольно "заточил" себя К. Рентген (когда он открыл лучи, названные его именем) в лаборатории, с целью "уплотнения" времени.

В наше время профессия ученого является высокопрестижной, но у некоторых молодых людей складывается потребительский взгляд на науку, а реальные факты подвижничества такие люди воспринимают как легенды (или анекдоты). Но настоящего ученого то и отличает, что в мотивации его поведения стремление к познанию истины занимает ведущее место.

Одним из императивных требований к ученому является любознательность. Еще древние мыслители отмечали предпочтительность внутренних побуждений к творчеству по сравнению с причинами, обусловленными давлением внешних обстоятельств. Так, Демокриту принадлежит мысль, что лучшим, с точки зрения добродетели, будет тот, кто имеет к ней внутреннее побуждение, а не тот, кто действует с позиций закона и силы.

Преемственная эстафета творчества великих людей науки свидетельствует, несомненно, и о том, что в самой природе человеческого поведения коренится известная доля бескорыстия.

Отсутствие у ученого мотива, побуждающего заняться тем, что его интересует, при определенных условиях ведет к развитию неприкрытого практицизма в науке, господство которого разлагающе влияет на всю научную жизнь.

Ученому, увлеченному наукой, относительно чужда погруженность в повседневность обыденных дел, хотя и ничто человеческое ему не чуждо. Любознательность, с другой стороны, своеобразный иммунитет от самодовольства достигнутым успехом. Человеку нелюбознательному больше свойственны конъюнктурность, стремление к немедленному успеху, честолюбие, эгоистические соображения личного удобства.

Хотелось бы остановиться на честолюбии ученого. Речь идет о честолюбивых стремлениях добиться признания со стороны коллег и занять высокое положение в научной иерархии, "увековечить" себя научным открытием и т. п. В стремлении ученых к славе, в ожидании похвалы своим работам, нет ничего недостойного. Труд ученого поистине может быть назван трудом на благо всего человечества. И поэтому оправдано желание ученого, чтобы его работы были опубликованы, признаны коллегами, чтобы о них хорошо отзывались.

Естественно стремление каждого человека победить в соревновании, заслужить почет, известность в коллективе и в обществе в целом у ученых (и медики тут не исключение). Удовлетворение от признания значимости труда - вот та компенсация, которую получает и стремится получить ученый за свою самоотверженную работу. Конечно, у подлинного ученого честолюбие означает прежде всего стремление к моральному удовлетворению от результатов исследования и нередко побуждает его к упорному и длительному труду. Здесь важно только, чтобы естественное, присущее каждому человеку честолюбие не переродилось в тщеславие, жажду популярности, неразборчивую погоню за славой ради славы.

В литературе иногда можно встретить негативную оценку значения материальных стимулов, особенно в тех случаях, когда речь идет о работниках науки. Строить расчет только на любознательности и альтруизме ученого - значило бы отрываться от жизни, повторять те же ошибки, которые в свое время допускали "левые коммунисты", за что их критиковал В. И. Ленин. Конечно, материальный стимул из средства удовлетворения материальных потребностей может превращаться у некоторых в средство наживы (как бережливость может развиваться в скупость, в жажду накопления денег ради денег). В деятельности ученого могут проявляться и такие эгоистические побуждения, как стремление к власти, нетерпимое отношение к мнениям коллег, страсть к наградам, гипертрофированное желание знаков внимания со стороны руководства и т. д. Но, к счастью, у ученых такие отклонения происходят нечасто; с возрастом "ценность" денег, их "золотой" блеск, как правило, тускнеют и не имеют той притягательной силы, какую они, может быть, и имели в начале творческого пути. С течением времени происходит пересмотр жизненных ценностей, все более приобретают вес стимулы престижного характера (возможность публикаций в ведущих научных журналах, выступления ученого перед именитыми коллегами на конгрессах и конференциях и т. п.). В этот период жизни ученый более всего испытывает потребность в хорошей репутации, в признании и уважении своих коллег.

История естествознания с момента возникновения до наших дней дает множество примеров, показывающих, как стремление к творчеству становится основополагающей целью жизни, представляет для ученого высшее счастье и радость.

Л. Пастер, побуждаемый неуемной жаждой знаний и стремлением принести пользу горячо любимой им Родине, проделал трудную и огромную по значимости работу, которая имела существенный экономический эффект (для Франции одной из главных статей дохода были шелководство и виноделие). Пастер нашел причины болезней фруктов, из которых делали вина, и шелковичных червей, выделил возбудителя бешенства и заслужил признание человечества. Этот подвижник науки был тяжело болен, когда совершал свои открытия. Парализованный в результате перенесенного инсульта, он продолжал свой титанический труд. Ему принадлежат слова, сказанные во время публичной лекции в Орлеане: "Для людей, посвятивших себя научной деятельности, нет ничего более приятного, чем увеличивать число своих открытий, но ученый бывает особенно счастлив, когда полученные им результаты приносят немедленную практическую пользу".

Л. Пастер был прав, считая важным прикладное значение фундаментальных исследований. Его открытия помогли обосновать методы антисептики и асептики, определившие дальнейшее развитие хирургии. Ведь Д. Листер впервые применил для лечения ран и предупреждения гнойной инфекции карболовую кислоту после ознакомления с работами Л. Пастера.

Н. Ф. Гамалея так писал о Л. Пастере: "Страстная любовь к науке и неизменная преданность ей, непоколебимая настойчивость в изучении научных вопросов и терпение, не боящееся неудач, научная добросовестность и искренность, которые ставят выше всего истину, с полным забвением собственной личности и ее взглядов..., - все это обычные качества всякого настоящего ученого". Добавить к этому, пожалуй, нечего.

Весь объективный путь развития науки за это время привел к тому, что теперь научные открытия зачастую делает не один ученый, а коллектив. Этот всеобщий процесс происходит и в медицине. Исследования советских философов, изучающих этические и морально-психологические аспекты научного творчества, подтверждают тезис об "обобществлении научной деятельности", которая переходит в современную эпоху в высшую - коллективную стадию.

Коллективизм творчества становится сегодня, действительно, одним из важнейших условий успешной научной деятельности, приобретая все более широкие масштабы. Более того, его можно рассматривать как эффективное использование человеческого фактора, огромный внутренний потенциал которого раскрывается в условиях социалистического общественного строя исключительно плодотворно.

Академик Н. Д. Зелинский писал, что в течение всей жизни он твердо знал и внушал своим ученикам, что в науке коллективное творчество - залог успеха, что нельзя бороться за новое в одиночку.

Н. Н. Семенов правильно заметил, что талант выдающегося ученого проявляется только через коллектив, с ним связанный, через школу, им созданную, через производственников, воплощающих в жизнь его теории, т. е. через творческую деятельность многих людей.

В свою очередь успешная работа ученых-медиков невозможна без деятельности младшего научного вспомогательного персонала - лаборантов, препараторов и т. д. Именно они помогают готовить и осуществлять эксперименты, наблюдения, накапливают факты, без которых невозможны обобщения и создание новых теорий. Ч. Дарвин в письме к Грэму писал: "Думаю, что я мог бы привести убедительные возражения против исключительно важной роли, которую вы приписываете нашим величайшим людям; я привык придавать весьма большое значение, по крайней мере, в области науки, людям второго, третьего и четвертого ранга". Таких людей сейчас необходимо все больше и больше. Это неизбежное следствие индустриализации науки и организации крупных научных коллективов. Вне коллектива ученому работать очень трудно. С одной стороны, коллектив своеобразно даже увеличивает творческие возможности ученого, с другой - для развития науки вообще и медицинской, в частности, необходимо умелое, гармоничное сочетание коллективной и индивидуальной работы. Разумеется, в коллективы надо отбирать способных, трудолюбивых людей.

В развитии непосредственных производительных сил общества важнейшую роль играет наука, в частности, медицинская. Ее представляют крупные организационные единицы (Всесоюзные центры, НИИ, мединституты) с выраженным разделением труда. Ее деятельность планируется и финансируется государством.

Участие ученого в организованных, запланированных исследованиях налагает на него сложные обязанности, которые ограничивают независимость в выборе проблемы, свободу следовать в работе по пути, подсказываемому личной любознательностью и воображением.

Коллективная деятельность в науке - необходимость. В то же время научное творчество - дело личности. Как осуществить объединение ученых, сохранив при этом своеобразие и независимость каждого из них? Основной организационной дилеммой становится интеграция - автономия. Это - реально сложившаяся обстановка в современной науке. Естественно, возникает вопрос о наиболее рациональных формах и путях организации научных коллективов. Положение усугубляется следующим обстоятельством: одна сторона (специалист) за "недисциплинированность свободы", а другая (администратор) за стесняющий творчество внешний контроль за наукой. Интересы творческой личности и коллектива могут оказаться (если не будут соблюдены требования коммунистической нравственности) в драматическом противоречии. Администрировать, "давить" или лучше организовать "союз равных" - таково столкновение двух противоречивых тенденций. Несомненно, что "голое администрирование" может привести к спаду научной инициативы, утрате интереса к собственным проблемам и вообще к "психологически негигиеническим условиям" работы в научном коллективе. Следовательно, надо искать такие формы организации научных коллективов, которые создают внутреннюю возможность стимулировать и индивидуальное творчество и продвижение "по служебной линии".

Может быть два основных типа организации научных коллективов - "центростремительный" и "центробежный". При первом - руководитель полностью концентрирует в своих руках управление коллективом. Второй тип организации допускает автономность отдельных лиц или групп внутри коллектива, а руководитель не столько распоряжается, сколько координирует действия других.

Развитие науки и все большее распространение коллективных методов работы способствует укреплению объективной потребности в центробежной организации, которая к тому же является сама по себе более демократичной, полнее высвобождает индивидуальную и коллективную изобретательность рядовых сотрудников, обеспечивает широкую свободу действия, инициативу снизу и вообще говоря, наиболее полно способствует творчеству.

Новая организация науки в наше время наложила на научные традиции новую сетку стандартов и ценностей, при этом не исключаются псевдокарьеры в науке или вернее, карьеры в псевдонауке.

Каковы же нравственные критерии, которые должны быть в основе работоспособности научного коллектива?

Коллективная деятельность в науке основана на том, что разные члены коллектива имеют разное "тело знания", особый талант. Каждый дает что-то в соответствии со своими силами, и этого не может дать другой.

Максимальный учет особого таланта ученого (члена коллектива) его "тела знания" является, на наш взгляд, сильным регулятором научного творчества.

Существует мнение, что современный характер дифференциации науки, сопровождающийся неизбежно интеграцией, требует универсальных знаний, и соответственно, универсальных ученых. Задача "универсализации ученых" в современной науке решается не отрицанием узкой специализации каждого, а использованием коллектива.

Особое значение в настоящее время приобрела проблема руководства подобным коллективом, иными словами - проблема сочетания коллективной и личной ответственности. От умения руководить научным коллективом часто зависит успех всей научной работы, можно даже утверждать, что стиль руководства и творческий климат глубоко взаимосвязаны.

Руководитель научного коллектива не должен бояться практики установления крайних сроков для выполнения научной работы или исследования. Это повышает продуктивность труда, однако срок должен быть реальным и соответствовать индивидуальности исполнителя.

В наше время почти каждая научная проблема требует для своего решения не "узковедомственного", а комплексного подхода, требует выхода за рамки "своей" научной дисциплины. Ученый, который хочет постичь тайны живой клетки, не может быть только биологом или физиологом. Он должен исследовать физические и химические процессы в живом организме, ибо искомая тайна может лежать на самых неожиданных стыках между науками. Все это требует развития междисциплинарных связей, решительного пересмотра традиционных, еще не совсем отживших представлений, устранения полосы изолированности и недопонимания, перехода к новым формам научной работы, к созданию коллективов, объединяющих специалистов самого различного профиля. Отсюда возникают новые нравственные и деонтологические проблемы, которые еще совершенно не исследованы!

Серьезного обсуждения заслуживают конфликты в научной среде. Смотреть на конфликт между учеными как на безусловно отрицательный факт ошибочно. Конечно, имеются в виду прежде всего научные споры, а не конфликты престижно-должностного характера или иные, разбирающиеся обычно парткомом, месткомом, дирекцией. Однако грани здесь выделить далеко не всегда легко и конфликт идей нередко может стать конфликтом людей.

Нельзя игнорировать и тот факт, что конфликты могут быть связаны с нежеланием портить отношения с руководителем. Такие обычно говорят: "Истина мне дорога, но Платон мой начальник!". Академик Б. М. Кедров именно о подобных соглашателях писал: "Соглашателей." я боялся больше, чем оппонентов. Подхалим опасен тем, что место в науке ему дороже научной истины...".

Таким образом, конфликтные ситуации бывают различные, но нравственность, порядочность человека градаций не знает. Академик М. А. Леонтовнч считал, что очень подлые люди встречаются, но очень честных людей не бывает: человек или честный или нет. Это относится к взаимоотношениям - и на лестничной площадке, и в научном коллективе. Наука - не этический остров! Все, что способно превратить естественное в науке столкновение идей и взглядов в неистовый и недопустимый "пожар страстей", должно энергично осуждаться и отбрасываться прочь.

Конечно, коллективное творчество ученых-медиков в современных условиях предполагает соответствующую служебную субординацию сотрудников. Но последняя должна быть построена на демократической основе, ибо чем более демократичным по своему духу и взаимоотношениям является коллектив, т. е. чем меньше значения в нем играет иерархическая лестница, тем более полными будут отношения между членами коллектива, тем шире требования друг к другу, тем важнее подбор людей, взаимно совместимых друг с другом, тем сильнее будут сказываться личные отношения на результатах работы.

Для клинических учреждений в служебной субординации кроется опасность частичного или полного подавления инициативы сотрудника в лечении больного. Долг каждого ученого поддерживать и всемерно развивать демократизм в научном коллективе. Разумеется, при этом ни звания, ни заслуги не должны иметь никакого значения в научном общении руководителя с подчиненными. Можно привести примеры различного проявления демократизма научного общества в коллективе. Это или "разговор при участии всех" (в школе Освальда), или дружеские чаепития (в лаборатории Э. Резерфорда), или периодически собираемые семинары (в коллективе Л. Д. Ландау). Особо выделяют в среде ученых форму научного общения людей, характерную для коллектива, руководимого И. П. Павловым - научное братство: все вносят в общую копилку знаний свою лепту, а члены коллектива, обладающие наивысшими творческими потенциями, по достоинству ценят вклады рядовых коллег и сами не чураются черновой работы.

Вопрос "ученый и коллеги" самым прямым образом связан с проблемой отношения ученого к ученикам. Наука - это не только наука, но и приобщение молодых людей к науке. Положение молодого ученого своеобразно и характеризуется следующими особенностями, которые должны учитываться: 1) молодой ученый еще не утвердился в науке, поэтому завоевание признания коллег становится для него важной практической целью, 2) молодой ученый редко работает самостоятельно, обычно у него есть руководитель, последний и является той инстанцией, которая оценивает результаты работы молодого ученого; оценка эта должна быть строгой, но доброжелательной, объективной, спокойной, наконец, в известной мере всегда вдохновляющей к продолжению поиска, 3) обычно молодые ученые избегают тем, требующих научного риска, опять-таки в связи с желанием вначале утвердиться в науке, 4) подчиненное положение молодого ученого может создать условия для присвоения его труда в различных формах со стороны руководителя, 5) большие трудности возникают у молодого ученого, если его научный руководитель отключился от руководства и не оказывает ему необходимой помощи.

Мы хотели бы особо подчеркнуть, что система научного руководства имеет свой ярко выраженный нравственный аспект, и характер складывающихся отношений имеет прямое влияние на становление молодого ученого.

Учителя и ученики, отцы и дети в науке - это не узко "семейный" вопрос, ибо здесь не все просто. Ни учитель, ни ученик не должны считать, что ученичество означает слепое следование по пути учителя. Ученик должен нести в себе, в своей личности, в своем исследовательском почерке такое зерно, из которого вырастает новаторство. Роль учителя и состоит в том, чтобы помочь ученику прорастить в себе "зерно новаторства". К этому учителя обязывают моральный долг, гражданская совесть, честь ученого, человеческая порядочность.

Приведем два высказывания об отношении ученого к своим ученикам. На вопрос, как ему удавалось концентрировать вокруг себя творческую молодежь, Н. Бор ответил: "Никакого особого секрета не было, разве только то, что мы не боялись показаться глупыми перед молодежью". Эту же мысль подтверждал П. Л. Капица, который говорил, что самое верное средство для ученого сохранить молодость и не отстать от прогресса в науке - это иметь учеников и работать с молодежью.

Многие нравственные проблемы науки своеобразно концентрируются в понятии "научная школа". Следует особо отметить, что в Советском Союзе наиболее авторитетными школами, ярко отражающими высокие этические принципы, являются школы клинического (как пример) профиля - Г. Ф. Ланга, М. П. Кончаловского, Н. Д. Стражеско, С. П. Федорова, А. В. Мартынова, С. И. Спасокукоцкого, П. А. Герцена, А. В. Вишневского, В. П. Филатова, В. И. Воячека и др.

Научная школа представляет собой, во-первых, структурную ячейку (коллектив во главе с человеком, внесшим в науку новые оригинальные идеи или сделавшим важные открытия), во-вторых, форму выражения преемственности знаний и умения производства их, и, в-третьих, стиль научной работы, особую атмосферу научного общения.

Наиболее важными чертами морально-психологического климата научной школы являются: демократизм, дух коллективизма, оценка работников по силе и своеобразию их мышления, а не по занимаемому служебному положению, уважение критики, воспитание самокритики, высокие моральные качества руководителя, его кропотливая работа с учениками.

Для характеристики школы в науке определенное значение, кроме упомянутых выше, имеют следующие моменты: научная школа - это такой тип коллектива, который объединяет усилия различных исследований; движущей силой любой научной школы является взаимное соревнование ее представителей за лучшее, наиболее конструктивное решение поставленной проблемы.

Нельзя не упомянуть некоторых нравственных негативных сторон, иногда обнаруживаемых в научной школе. Первая связана с тем, что научная школа - еще и форма изоляции группы научного сообщества от остальных ученых. Тут возникает опасность ретроградного развития отдельных представителей школы, слишком погруженных в свою проблематику. Есть еще и вторая отрицательная сторона: научная школа может превращаться в нечто подобное секте и тогда в центре внимания оказывается уже формальная логика приверженности к секте, неприятие всех "чужаков" и конфронтация со всеми чужими идеями.

Придавать слишком большое значение упомянутым отрицательным сторонам не стоит, потому что в условиях социалистической страны лучшие школы очень жизнестойки. Последнему способствуют три обстоятельства: 1) коллектив научной школы должен заниматься проблемами жизненно важными, выходить, что называется, на "горячие точки" в своей области науки; 2) лидер школы должен быть во всем глубоко порядочным человеком, общение с которым является всегда большим нравственным уроком; 3) воздухом прогрессивной научной школы является нравственный климат: повседневно мы его не видим, не осязаем, но зато сразу же чувствуем, когда его не хватает. Возможно, все это чуть-чуть фигурально, но несомненно, что передача и интеллектуальной и моральной атмосферы в науке особенно интенсивно и плодотворно проходит в недрах научной школы, ибо это передача от личности к личности.

Критическое отношение основателя школы к своим собственным работам открывает перед учениками новые пути в науке. Бывает и так, что пути учителя и ученика резко расходятся, но это не должно служить основанием для возникновения конфликта. Этика ученого формируется не только под могущественным влиянием научного знания, поэтому ясно, сколь неприглядно предстает ученик, который вступает в борьбу со своим учителем, да еще прикрываясь тогой борца за передовое против косности старого. Конечно, ученик может не согласиться с мнением учителя, но он обязан использовать для доказательства своей правоты только высоконравственные методы, присущие истинному ученому.

Как ученый находит себе учеников? Традиционно считается, что к нему тянется способная молодежь, он выбирает наиболее достойных, вводит их в круг своих замыслов, привлекает к исследованиям. Что ж, в принципе так и происходит. Однако сегодня "технология" поиска меняется, становится по мере развития науки (как социального института) все более сложной. Тем не менее всегда важно, чтобы соблюдался принцип преемственности поколений.

Нельзя рассматривать преемственность поколений как просто передачу эстафетной палочки - это еще и глубоко нравственный процесс. Учеников должны интересовать, не только научные,, но и общечеловеческие проблемы с позиций марксистско-ленинской философии и принципов коммунистической морали. Только тогда молодой человек может осознать свое предназначение, свое место в медицине и в процессе познания в целом и на него будут "работать" благородные черты характера, которые учителю удается развить в ученике.

Одна из безусловно существенных проблем науки - взаимосвязь творчества и возраста.

К. Адаме специально изучал возраст, в котором ученые сделали свою лучшую работу. В его исследовании приведены сведения более чем о 4000 ученых, возраст которых во время выполнения их главной работы мог быть точно установлен. По данным К. Адамса, 9% ученых были моложе 30 лет, 50% ученых - 40 лет и старше.

Представляют интересы данные другого исследователя - Г. Лемана, который показал, что пик активности ученого приходится на период 30-40 лет и часто на первую половину этого периода, т. е. на 30-35 лет.

Яркие, неортодоксальные идеи генерируют в основном молодые люди. Это явление можно назвать "способностью к творчеству в терминах новой идеи". Но не следует забывать, что опыт, разум, устойчивость суждений присущи зрелому возрасту, что несомненно, играет положительную роль. На вопрос о возрастном периоде наибольшей активности ученого, его максимального творчества ни психология, ни социология пока твердого ответа не дают. К сожалению, устойчивый коллектив - это непременно "стареющий" коллектив. В целом "постарение" коллектива сопровождается понижением эффективности творческой деятельности. Такой коллектив хуже воспринимает новые идеи, с трудом переключается на новые методы работы, преобладание в коллективе сотрудников среднего и старшего возраста снижает уровень увлеченности молодых сотрудников. Все это следует учитывать ученому - руководителю научного коллектива. Вероятно, неправильно стоять на позиции постоянной "протекции" старым сотрудникам. Точно также не надо ориентироваться исключительно на выдвижение молодежи. В научном коллективе должен поддерживаться 'плодотворный баланс молодых и старых сил.

Особое внимание необходимо уделять таким нормам научной жизни, которые бы устраняли возможность возникновения конфликта молодых ученых со старшими коллегами.

Современная наука, в том числе и медицинская, представляет собой обобщественную форму деятельности в том смысле, что творчество в ней возможно лишь при условии использования достижений предшественников и взаимного обмена информацией между научными коллективами и отдельными исследователями. Это ко многому обязывает ученого. Он должен хорошо представлять, каковы его заслуги в науке и в соответствии с этим оценивать себя как ученого. Крайнее проявление недобросовестности в этом вопросе - присвоение чужих заслуг, результатов чужого труда. Именно здесь возникает вопрос о плагиате, приоритете и соавторстве. Ученый, например, добивается успеха совместно с коллегами, но публикует результаты исследования лишь от своего имени или вносит в свою работу большие абзацы, а то и целые страницы из диссертации своего ученика. Случается и так, что в оригинальной в целом работе (диссертация, монография, статьи) используют чужие, принципиально важные (приоритетные) мысли, выводы и т. п. без ссылок на первоисточник.

Подобные факты не всегда попадают в поле зрения научной общественности, но если даже коллективное мнение молчит, оправдана аппеляция к совести исследователя. К плагиату в любой форме не может быть снисхождения, а плагиатор не может называть себя ученым, он не имеет на это морального права

Над крупной научной проблемой во многих странах работают десятки ученых. Стечение обстоятельств, удачное для фиксирования какого-либо нового явления, может возникнуть не у одного ученого, а сразу у нескольких. Известно много повторно и параллельно сделанных открытий: В. В. Петров открыл электрическую дугу Вольта, Гук отметил явление дифракции, не зная, что оно уже открыто Гримальди, электрический телеграфный аппарат был изобретен Шиллингом за два года до Морзе, и т. д.

Существование повторных и параллельных открытий является объективной причиной приоритетных конфликтов в науке. Приоритет - благородный стимул деятельности ученого и каждый вправе стремиться к нему. Далеко не всегда ученый остается при оспаривании приоритета спокойным, тем более, если это результат многолетнего упорного труда. Ученый иногда способен предпринят!" действия, выходящие за рамки профессиональной и человеческой этики, может утратить объективность и высказать предвзятые суждения относительно деятельности другого исследователя, т. е. не удержаться на достаточно высоком моральном уровне.

Многие ученые, занимающие почетные места в истории науки, Д. Листер, М. Фарадей, Г. Галилей, П. Лаплас и другие были вовлечены в довольно остро протекавшие приоритетные конфликты. Известно также, что, например, И. Ньютону пришлось затратить много времени и сил на защиту своего приоритета в открытии закона всемирного тяготения от притязаний со стороны Гука.

Приоритетные споры приобретают порой характер открытой вражды между учеными. Так, Ф. Ленард, также изучавший катодные лучи, обвинил К. Рентгена в плагиате и сохранял свое резко негативное отношение на протяжении 30 лет и более, до смерти К. Рентгена.

По мнению зарубежных ученых, достижение престижа стало одним из самых мощных психологических мотивов научной деятельности. Американский социолог Ф. Рейф даже считает, что сейчас положение ученого в науке полностью зависит от престижа, и в этом случае приоритет является решающим фактором. Угроза, что кто-то другой быстрее доберется до "финиша", заставляет спешить с обнародованием своих результатов. При этом нарушается одно из основных требований профессиональной этики ученых, которое запрещает приспосабливать профессиональную деятельность к целям личной выгоды и ориентирует интерес ученых исключительно на постижение истины.

Вопрос о приоритете может стать престижным для той или иной национальной науки в целом. Продукт творчества ученых является предметом гордости той страны, в которой они ведут свои исследования. Л. Пастер писал, что у науки нет отечества, но ученый не бывает без Родины, и то значение, которым его труды могут пользоваться в мире, он должен, обязан относить к своему отечеству.

В связи с обсуждением вопроса о приоритете как определении меры вклада различных ученых в науку уместно обрисовать и такое явление как соавторство. Сошлемся на И. П. Павлова. Он был человеком исключительно принципиальным в вопросе о соавторстве. В руководимой им лаборатории И. П. Павлов сам уделял, как правило, больше внимания какой-либо одной теме. Работы по этой теме И. П. Павлов и публиковал в соавторстве с кем-либо из сотрудников, тогда как научные работы на все остальные темы, несмотря на его в них участие, публиковались от имени непосредственных исполнителей. Пример И. П. Павлова может быть нравственным критерием. В медицинских журналах нарушения нрав соавторства далеко еще не изжиты. Нередко, если хочешь знать, кто был исполнителем, прочти последнюю фамилию.

Характерной чертой современной науки, как указывалось выше, является коллективизм. По отношению к публикации это означает, что характерным явлением стало многоавторство; одновременно резко сократилось число опубликованных работ, имеющих одного автора. Известно, например, что в начале нашего века 80% всех научных работ было выполнено "соло- авторами", а сейчас их 20-30%. Минимальное количество соавторов - два, максимальное, известное нам, - 15-20.

Спорная и трудно решаемая проблема в соавторстве - определение личной доли участия каждого из авторов в данной публикации. Определить личную долю можно лишь объективной оценкой труда каждого и нравственными категориями, т. е. корректностью, совестью, тактом и справедливостью руководителя темы. При этом важной деталью является порядок написания фамилий. Нельзя забывать о международном правиле упоминания лишь первого автора из группы более трех. Эта фамилия обычно и запоминается: " N и др.". Поэтому далеко не все равно, кто будет это "N". Им должен быть чаще всего непосредственный руководитель всего коллектива как инициатор исследовательской работы.

Некоторые ученые, нарушая принцип соавторства, обычно ссылаются на то, что подкрепленная авторитетной подписью ценная публикация неизвестного автора успешнее пройдет издательские "препоны". Но это, разумеется, не оправдание.

Права была редакция журнала "Хирургия", сделавшая оговорку об авторстве "случаев из практики", т. е. авторами должны быть только лица, имеющие прямое отношение к описываемому случаю. Вероятно, есть нужда ввести конкретные нормы соавторства и в других ситуациях.

Определенная группа этических норм относится к цитированию. Цитировать, действительно, можно по-разному: "академически", беспристрастно и точно или эмоционально окрашенно, а можно спрятать свою мысль за частоколом цитат. Предельная честность должна быть атрибутом, необходимым качеством и нормой цитирования.

В нашей литературе стало почему-то чуть ли не правилом приводить так называемую "основную библиографию". Очень удобная форма для умалчива ния именно того источника, мысли из которого использованы! В отношении цитирования, - как утверждают М. Т. Лазар и И. И. Лейман (1978) - отклонения от норм морали могут иметь одну из следующих причин:

- стремление перечислить как можно больше авторов, занимающихся данной темой, чтобы создать впечатление обширных поз.наний (которых на самом деле нет) и научной добросовестности;

- упоминание и цитирование работ не по их реальному вкладу в разработку данной темы, а из сознательного стремления "сделать реверанс" в адрес предполагаемых рецензентов, возможных критиков, оппонентов, руководителей и т. д. или признанных авторитетов смежной области;

- использование "чужой" библиографии (порой с теми же ошибками), кстати говоря, такой "метод" составления библиографии или "цитирования" не снимает ответственности за присвоение идей, положений, утверждения, формул и методик и т. д.;

- взаимные ссылки двух авторов или ситуация, образно названная А. Н. Луком (1976) "кукушка и петух", которая повышает "индекс цитирования" обоих авторов.

Искажение при цитировании может быть и непреднамеренным. Если автор цитирует не по оригиналу, то должна быть указана работа, из которой цитируется выражение.

Скромность ученого заключается не в словесном умалении своих заслуг, а в справедливом признании заслуг других, тех, кто подготовил его результаты.

Ярким примером подобного отношения служит оценка Ф. Энгельсом своей роли в создании не только марксизма в целом, но и при написании отдельных работ. Так, в предисловии к "Анти-Дюрингу" он писал: "... излагаемое в настоящей книге миропонимание в значительнейшей своей части было обосновано и развито Марксом и только в самой незначительной части мной..."^*

^* (Энгельс Ф. Анти-Дюринг. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т. 20, с. 9.)

К этике публикации относится и требование признания ошибок и затруднений, имевших место при проведении работы. Уместно вспомнить в этой связи исключительно самокритичное отношение к своей работе Н. И. Пирогова: он предал гласности все случаи своих ошибочных действий и неудач и призывал к этому каждого врача. Нетрудно понять, какое огромное воспитательное значение имел и имеет в настоящее время пример великого хирурга и ученого и сколь пагубной может оказаться для современной научной молодежи противоположная тенденция.

Следует коснуться и такой важной формы установления объективной истины (или опровержения беспочвенных теорий, положений и интерпретации фактов) как научная дискуссия. Смысл существования этических норм полемики состоит в том, что спорящие стороны должны максимально отвлекаться от субъективного подхода для достижения объективности.

Огромна роль для научной дискуссии морального климата в научных коллективах. Моральный климат научного коллектива - это, как образно выразился академик В. А. Амбарцумян, гравитационное поле, которое призвано постоянно поддерживать высокие моральные требования к личности.

Надо, чтобы обмен мнениями в науке кипел. Если идет интенсивная циркуляция, столкновение, противоборство идей, это и есть настоящая научная жизнь. Должно идти взаимное "заражение" идеями и взаимное отталкивание идей. Если этого нет, если все только друг друга поддерживают, коллектив скоро придет в упадок и станет обсуждать вопросы типа: кто сколько получает...

Предметные уроки научной этики при полемике дали К. Маркс и Ф. Энгельс, В. И. Ленин, Г. В. Плеханов и другие выдающиеся марксисты.

Два важных момента этики научных дискуссий имеют непреходящее значение. В споре, во-первых, необходимо воздержание от использования своего авторитета тогда, когда это может повлиять на результат научного спора. Во-вторых, во всякой научной дискуссии надо различать борьбу идей и идейную (идеологическую) борьбу. В условиях существования двух общественно-политических систем идейная борьба в медицине является не только борьбой двух методов познания - диалектического и метафизического, но и борьбой мировоззрений, идеалов, ценностей и т. д.- все аспекты этой борьбы находят отражение в медицине. Ученый-медик должен стоять на позициях непримиримости к различным проявлениям идеализма. Однако ошибочно усматривать идеологические разногласия в каждом научном споре двух научных направлений или школ. Часто борьба школ и направлений в науке совершается внутри общей методологии, как спор разных подходов, различных гипотез и точек зрения.

Ясное понимание ученым-медиком нравственных ценностей социалистического общества, непримиримость ко всякого рода отклонениям от нравственных требований к научной деятельности, сделают нашу науку еще более действенной в борьбе за достижение заветной цели человечества - построение коммунизма. Забота ученых-медиков о социальном значении и нравственной чистоте своей науки - это одно из проявлений их профессионально-этического долга. Тесная взаимосвязь науки с политикой и идеологией по-новому ставит такие сложные проблемы, как соотношение науки и морали, науки и целей данного общества, ученого и общества.

Научная деятельность в современных условиях представляет собой такую форму творчества, которая заставляет ученого, независимо от его желания, вступать в контакты со многими людьми, подчиняться определенным социально-политическим требованиям, находиться в зависимости от государства, определенных лиц, партий, классов.

В наше время ученый не может в социальном плане избежать и особой ответственности. Этот вопрос - вопрос об особой ответственности ученого за возможные последствия практического применения научных открытий - встал впервые перед естествоиспытателями сразу же после взрывов бомб в Хиросиме и Нагасаки.

В начале XX века край научного познания проходил в области физики. Это не случайно, так как именно в физике начался великий поворот, который характеризует собой современную эпоху развития естествознания. Но в наше время под влиянием грандиозных успехов физики, химии, кибернетики, математики и других наук, традиционно относившихся к так называемым точным дисциплинам, передний фронт научного развития все более начинает перемещаться из области физики в область биологии.

Сошлемся на научно обоснованные прогнозы советских ученых, установивших интересную закономерность развития фундаментальных наук. Процесс этот, по мнению Б. М. Кедрова, совершается не ровным сплошным фронтом, а так, что в определенные моменты вперед вырывается конкретная естественно-научная отрасль, которая и определяет собой развитие всего остального естествознания, давая ему свои понятия, свой масштаб, свой подход к изучению явлений природы. Так, в XVII и XVII веках, примерно в течение 200 лет, таким лидером естествознания была механика. К началу XIX века она уступила место групповому лидеру - химии, физике, биологии. Срок лидерства сократился вдвое - с 200 до 100 лет. В самом же конце XIX века началась, по словам В. И. Ленина, новейшая революция в естествознании, а единственным лидером науки стала ядерная физика, которая удерживала лидерство в течение 50 лет, т. е. период времени лидерства снова уменьшился вдвое.

В середине XX века (50-е годы) началась научно-техническая революция: к ядерной физике присоединились кибернетика, космонавтика, агрохимия, генетика, квантовая электроника, т. е. лидерство в науке стало снова коллективным. Срок лидерства каждый период сокращался вдвое, а групповой лидер сменялся одиночным. Вероятно, что в последней четверти текущего столетия, т. е. в наше время, срок коллективного лидерства истекает и встает вопрос о новом одиночном лидере, которым большинство ученых признают молекулярную биологию.

Весьма сложным являются вопросы о пределах вмешательства науки в человеческий организм, в особенности, в связи с лечением заболеваний мозга, операциями - трансплантацией сердца, а также с применением достижений генетики для борьбы с наследственными болезнями.

Некоторые ученые на Западе заходят слишком далеко. Они думают о создании средствами генетики (генная инженерия) общества, состоящего из элиты и роботов. Сегодня такое расширительное толкование "генной инженерии", естественно, неприемлемо, однако это совсем не значит, что ныне не стоит вопрос об особой ответственности ученых за возможные последствия внедрения в медицинскую практику методов генной инженерии. В самом деле, взрывы атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки кажутся невинными хлопками по сравнению с опасными последствиями использования генной инженерии.

Изменения генотипа и фенотипа теперь получило название "биологического строительства"^*. Уже как о возможности говорят в эмбриологии о методе трансплантации ядер клеток у млекопитающих и человека, в результате чего возникает генетический двойник человека... Но вправе ли мы вмешиваться в природу таким образом и продлевать жизнь той генетической комбинации, которая должна была естественно умереть вместе с ее носителем. Вправе ли женщина, даже при ее согласии, вынашивать ребенка генетически не своего? Не может ли метод трансплантации ядер быть использован во зло человечеству и какое значение будет иметь этика в обществе, которое может делать людей по заказу? Понятно, что евгеника рекомендует соответствующие методы, исходя из задач переделки генотипа человека. Эти методы ничем не отличаются от приемов, разработанных в селекции животных. Очевидно, что применение подобных методов к людям превратит их в экспериментальное стадо. Нравственные последствия от такой операции, если бы кто-нибудь смог ее осуществить, были бы ужасными. Это явилось бы разрушением всех понятий о добре и зле, разрушением самой сущности понятия "человек", его социальной определенности. Перед людьми науки в настоящее время нет практически реальных потребностей изменять общую генетическую информацию человека. Однако это не означает негативной позиции в отношении проблем генетики человека. Именно сейчас медицинская генетика, развивающаяся на основе успехов общей генетики человека, вступила в пору своего ответственного влияния на медицину. Очевидно, что все мероприятия по охране здоровой наследственности и ликвидации вредных факторов мутаций при развитии человека имеют громадное значение в борьбе против наследственных болезней. Однако надо отчетливо понимать, что это борьба за охрану существующей наследственности человека, а не попытка заменить эту наследственность чем-то, кажущимся в данное время лучшим.

^* (В настоящее время более популярен термин "биотехнология".- Примеч. ред.)

Медику приходится иметь дело с человеком и нести прямую ответственность за его жизнь и здоровье. В этих условиях глубокое осознание своей ответственности выступает как реальная основа научного подвижничества и героизма.

Если, с одной стороны, специфика медицинской науки обостряет сознание и чувство ответственности у врачей, то, с другой стороны, здесь возникает опасность другого рода. Ответственность может пониматься представителями медицинской науки крайне узко, односторонне, как ответственность сугубо профессиональная, никак не связанная с передовыми общественными и нравственными идеалами или даже враждебная им.

Замыкание в рамки профессионализма особенно опасно в наше время. В. И. Вернадский писал, что это неизбежно ведет к утрате мировоззрения, а когда оно теряется, теряется и высшее осмысленное удовольствие, доставляемое наукой, и остаются отдельные микроскопические радости. Чувство долга и стремление к идеалу завладевают человеком, смотрящим на науку обширным взглядом, а не взглядом специалиста, не видящего за пределами своей специальности и мнящего себя ученым.

Принцип ответственности в научном исследовании может быть нарушен, когда связь с диалектическим материализмом и конкретными изысканиями в той или иной области науки носит чисто внешний, поверхностный, а иногда и просто словесный характер. Зачастую это приводит к тому, что ученый стремится диалектико-материалистической фразеологией прикрыть различного рода надуманные, умозрительные в своей основе, теоретические концепции и построения. Диалектический материализм, сведенный к цитатничеству, выступает в таких случаях в качестве дымовой завесы собственного безответственного отношения к решаемым научным проблемам. Так было с О. Б. Лепешинской и микробиологом Башьяном. Так случилось и с Т. Д. Лысенко и возглавляемой им в биологии школой. Поверхностное приложение внешне "диалектизированных" концепций к биологическому материалу приводило к засилию надуманных, схоластических схем, "диалектических" лишь по своему словесному облачению. Именно так была выдвинута "новая" теория видообразования путем внезапного скачкообразного превращения одного вида в другой. С легкой руки Т. Д. Лысенко и его последователей стали появляться "сенсационные" открытия о превращении пшеницы в рожь, сосны в ель. Многие из этих "открытий" были следствием или прямой фальсификации или небрежно поставленных экспериментов. С определенной точки зрения можно говорить о пренебрежении принципом ответственности со стороны упомянутых ученых.

Нельзя забывать о том, что в современном естествознании не прекращается борьба вокруг проблем мировоззрения. Однако теперь диапазон столкновения точек зрения расширился, затрагивая не только теоретико-познавательные и логико-методологические, но и философские и моральные вопросы.

Не противоречит ли все изложенное свободе научного творчества? Постоянные сомнения в правильности выводов являются одним из оснований научной добросовестности, чувства ответственности ученого за истинность научных взглядов. Победа сомнений, которой предшествовала интенсивная работа мысли по проверке выводов, и выражает подлинную свободу творчества.

Устоявшиеся и ставшие за какой-то определенный срок традиционными научные выводы, теории, часто делают мысль ученого косной, неспособной к восприятию новых идей и представлений. Стремление держаться старого и боязнь нового оказывается в науке гораздо сильнее, чем это иногда кажется. Именно поэтому научное творчество ученых должно быть свободно от различных предвзятых мнений и тех устаревших традиционных представлений, которые зачастую освещаются авторитетными умами. Умение преодолевать их плен и вовремя отбрасывать разного рода догмы дается далеко не всем ученым.

Это сложный и мучительный процесс! Трудность освобождения от традиционных взглядов пережили ряд крупных ученых. "Физики, к примеру, - писал С. И. Вавилов, - не сдавали без боя ни шага в привычной крепости классической физики". Ученый обязан помнить о преходящем характере научных взглядов.

Каждый ученый, даже самый выдающийся, всегда ограничен, во-первых, неизбежными пределами своих собственных знаний, во-вторых, знаниями и воззрениями своей эпохи, точно также ограниченными в отношении объема и глубины.

Вопрос о свободе научного творчества является одним из сложных вопросов для самих ученых. Академик В. И. Вернадский как-то заметил, что ученый не машина и не солдат армии, исполняющий приказания, не рассуждая и не понимая, к чему эти приказания приводят и для чего эти приказания делаются, хотя некоторые думают, что любое влияние или вмешательство извне якобы уничтожает свободу научной мысли ученого, а ведь это ничто иное как призыв к отказу от понимания необходимости определенной социальной ответственности ученого за собственные научные исследования, да и за развитие науки в целом. Таким образом, в принципе рассмотрение этических норм научного творчества бесполезно без анализа конкретного содержания деятельности ученых в определенных социальных условиях, ибо ученые, как и представители любой другой профессии, не могут жить в обществе и быть свободны от него (В. И. Ленин).

Есть еще одна грань особой ответственности ученого. Сейчас можно констатировать изменение настроений части ученых капиталистических стран в пользу ориентаций, связанных с гуманистическими функциями науки, против военного применения достижений науки.

Широко распространенное мнение о том, что проблема опасных для человека последствий некоторых научных исследований при социализме отсутствует. Однако некоторые социологи считают, и с их точкой зрения можно согласиться, что характер общественной системы не может автоматически гарантировать, что определенные исследования не нанесут ущерба или вреда человеку. В этой связи понятна огромная социальная и личная ответственность ученых за последствия применения тех или иных научных открытий.

Сегодня особую значимость приобретает положение К. Маркса о превращении науки в непосредственную производительную силу, направленную на благо человека. Реализация этого положения в условиях социалистического общества открывает широчайшие перспективы, ибо через науку пролегает передовая линия борьбы за ускорение научно-технического прогресса, развития общественных производительных сил.

Процесс формирования всесторонне развитого человека всегда шел через преодоление трудностей. Это обязывает нас, когда мы думаем о деонтологии в медицинской науке, объективно и тщательно взвешивать соотношение достигнутого и еще нерешенного, быть не только оптимистами, но и реалистами в оценке тех трудностей, которые встречаются на пути воспитания ученого-медика.